Викканские Свитки

Наркисс и Пан

Лес бесконечный.

Пустыня города. Страшная, беспросветная, безнадежная, обещающая только новый рабочий день. Обещающая только работу с бумагами и разборки с начальством.

Любви здесь нет, тут рожают для того, чтобы сдать в детский сад.

Есть ли что-то помимо этого? Вот вопрос.

Океан набегает и океан отступает, оставляя скользкие камни в водорослях, в иле. Оставляя мертвых моллюсков. Но он набегает снова – со своими рыбами, со своей солью, со своими животными, пробующими ногами дно берега.

Тело не создано городом, тело задано. Оно задано тем, что дальше от города, чем город от смысла и любви. Сердце бьется, его биению подражает здесь все неживое – и никак не может его заменить, сколько ни старается. Сердце страдает и языками пламени выдает из себя неуместную надежду, дитя звезд, дитя другой земли и других небес.

Что бы ни окружало тебя, ты – по-прежнему живое существо живой вселенной. Что бы не набухало у тебя в голове, какой бы бедой ни грозила тебе твоя болезнь, которую ты уже давно привык считать своей душой – ты все еще не принадлежишь ей, ты принадлежишь совершенно другим.

Это они научили тебя смотреть на деревья в окне. Это они научили тебя замечать тающий снег. Это они дали тебе восторг прикосновения к своему члену и жажду воспользоваться им на земле живых. Это они внушили тебе радость от ведовства и полета. Это они заставляют тебя считать, вопреки всем очевидностям, что в мире есть люди, которые станут для тебя вратами тайны, и что в мире есть тайны, достойные поиска. Это они даровали тебе страдание как высшую способность, как королевское клеймо, выделяющее тебя из среды мертвых вещей.

Это они – владыки леса.

У леса нет конца. Отсюда не выбрался никто, и никогда не выберется. Их любовь страшна, поистине страшна, если может даровать такое. И все-таки перед лицом сотворенного руками их творений трупа, она – несказанная милость.

Ты всегда искал смысл и любовь. И ты навеки обречен не найти ни того, ни другого, пока ты будешь считать, что сам создаешь их из мертвого тела живого, облегающего тебя, как утроба. Но ты поистине наследник богов и тебе по праву принадлежат и смысл и любовь, если только срок твоего ученичества не оборвет смерть, если ты успеешь поднять голову, на которой сверкнет черным пламенем рогатая корона.

Твои ирисы и твои лозы увядают, Наркисс. Ты так долго держал себя на весу, вглядываясь в мутное лесное озеро, в экран, скупо отвечающий на твои перемены позы, что тебе уже больно обернуться на хаос деревьев и зверей. И тебе страшно, потому что среди зверей есть и барсы, и медведи, и волки, а среди трав – и зрячая мандрагора, и гигантская росянка, питающаяся людьми, и карающий баранец.

Ты искал предела и ты нашел предел. Теперь тебе должно стать ясно, чего он стоит, чего стоят все попытки избежать священного бега и священной охоты. Ты, наконец, должен почувствовать свою шерсть, ощутить свою шкуру и свою способность слышать запахи – и главный из них, запах крови. Ты должен вспомнить свое родство со всем, что бежит и прячется, со всем, что нападает из засады

и преследует, со всем, что роется в земле и пожирает. Ты должен довериться голосу, который вложил в тебя лес – голосу, говорящему тебе эти слова.

Слово всякого посвящения: ты уже мертв. Не страх смерти впереди тебя, не страшная губительная ложь неуязвимой вечности, а исступленная жажда стать жизнью леса. Не искалеченная спесь перечисления отражений, а бессмертная гордость бытия в перьях и мышечных кольцах, в хитиновом панцире и меху, в коре и чешуе – бытия нагим, бытия, которое бессильна стереть из всепринимающей памяти леса любая сила, великая или малая.

Ты уже мертв. Святая мать уже сожрала тебя живьем, уже перекусила твою трахею, уже выпила твою кровь из пульсирующих жил, уже переварила тебя и испражнилась тобой. Это уже свершилось в будущем, Судьба уже сказал свое слово, и ты уже оставлен с ее выбором один на один. И только от тебя зависит, чем станет твой путь – путем общим всей твари, путем страдания, любви и восторга, путем таинства и внутреннего биения, или путем несуществующей в живой реальности вещи, путем артефакта, путем посюсторонней нежити – «глаза есть у них, и не видят, уши есть у них, и не слышат, ноги есть у них, и не ходят, язык есть у них, и не говорят».

Будь горд. Сейчас этого достаточно. Подними свою голову, поверни свою голову, взмахни рукой и топни ногой. Лес отзовется. Он отзывается всегда, он ни в чем неподобен городу с его вечным молчанием. И это будет священным приказанием – приказанием лететь, бежать, хватать, ненавидеть, любить, кричать, пищать, плыть и спать – но не терпеть, не завидовать, не колебаться, не замереть, не лгать, не тосковать. Оттуда на тебя взглянут ее глаза – а не глаза Сикораксы, вечно созерцающие город. И под этим взором ты уже вовек не узнаешь стыда – потому что только этот взгляд навсегда изгоняет стыд.

И тогда положи ладони на голову, чтобы почувствовать два рога, пробивающие твой череп изнутри. Имя одному – любовь. Имя другому – смысл.

Так начнется твоя работа. Так начнется твое спасение.

(С) Аймаген
Время Луны, № 23 (декабрь 2018). С. 18 — 19.
Источник: Ver Sacrum

Илл.: Дмитрий Каварга, «Модель биполярной активности».

Оставить комментарий