Часть 3: О Боге Жизни и Смерти
Писать о Боге в викке – трудно. Во всяком случае, мне так точно, хотя, по моим ощущениям, всё же не только мне. Очень много написано и сказано о Богине, о Боге же – гораздо меньше, а то, что сказано – мне никогда не нравилось. Кто-то описывает Его как малокровную тень, безвольного консорта, придаток и производное от Богини. Кто-то – впадает в другую крайность и рисует его эдаким Духом Тестостерона, рабски стремящимся к бесконечному доминированию малодушным Царем Горы. Ни тот, и другой подход меня не устраивает.
Трудно писать о Боге. Впрочем, не хочу сейчас разбираться в сущности такого положения дел, лучше, во славу Его и с Его помощью, попробую преодолеть эту трудность.
Итак, подобно тому, как символом присутствия Богини в мире мы считаем Луну, Его проявление на нашем уровне реальности предстает перед нами как Солнце. На первый взгляд, Солнце не претерпевает в небе таких же очевидных метаморфоз, как постоянно меняющая фазы Луна, и потому, многие виккане, поклоняясь Триединой Богине, Ее божественного Супруга склоны трактовать скорее монически. Такого монического «просто Бога» обычно называют Рогатым. Однако неизменность Солнца мне кажется поверхностным взглядом: достаточно посмотреть на царственное и торжествующее Солнце-в-Зените, а затем – на кровоточащее Солнце-в-Закате, и многое сразу станет понятнее. А если у вас хорошая фантазия, вы можете еще и попытаться представить себе Чёрное Солнце-в-Надире, и это еще больше приблизит вас к пониманию сущности Божественного Мужа.
Впрочем, существуют и такие виккане, которые, как и Триединую Богиню, пытаются представить Бога тройственным. При этом три Его ипостаси называют по-разному: Сын, Отец и Старец, или Воин, Сеятель и Мудрец, или еще как-то, единодушия, как в случае с тремя ликами Богини тут нет. Мне же такой подход кажется до некоторой степени искусственным: смена ипостасей Богини неразрывно связана с литургическим лунным месяцем, когда как ритуальное отражение трансформации Бога – литургический солнечный год, где в качестве «фаз» принимается длинна светового дня. Очевидно, что за год Бог сменяет больше модусов, нежели три: на Йоль Он младенец, на Имболг – ребенок, на Остару – юноша-подросток, на Бельтайн – молодой мужчина, на Литу Он достигает акме, после чего начинает стариться, пока не достигает состояния Божественного Мертвеца, чтобы после начать всё сначала. Следовательно, скорее Его нужно было бы считать «Восьмиединым» по числу саббатов, нежели тройственным. Однако подобного эпитета я нигде не встречал, что не удивительно, так как это звучит довольно глупо.
И наконец, отличный и от монического, и от троичного, существует еще один способ описания Бога в Его аспектах – бинарный, и этот подход мне кажется наиболее точным, красивым и уместным, потому в своем тексте я буду придерживаться именно его. Следуя этому подходу, мы представляем Его Двойственным – как Бога Жизни, и Бога Смерти. В нашей ритуальной практике эти два модуса Бога отображаются в образах Короля Дуба – хозяина светлой половины года, и Короля Остролиста – повелителя темной половины. Впрочем, я не склонен проводить разграничение так четко, деля год на две половины: в моем понимании, только от Имболга до Литы мы можем воспринимать Его однозначно как Бога Жизни, и от Ламмаса до Йоля – как Бога Смерти, в то время как в промежутках между этими периодами Он скорее и тот, и другой сразу. Хотя, конечно, не будем забывать и об уже не раз постулированной парадоксальности Божественного, и в связи с этим наиболее верно было бы сказать, что Он всегда – Бог Жизни и Смерти одновременно. Но, о перипетиях нашего литургического года и связанных с них метафизических трансформациях духа я хотел бы поговорить отдельно, в другом тексте цикла, потому не стану сейчас развивать эту тему.
О Нём
Итак, я вижу Бога Двуединым Хозяином Жизни и Владыкой Смерти. Вместе с тремя ликами Богини, два лика Бога образуют пентаграмму, главный символ викки как религии, хотя, конечно, это только одна из многих интерпретаций смысла пятилучевой звезды, не самая распространенная даже, но близкая мне. Однако прежде чем подробнее останавливаться на каком-то из двух Его аспектов, следовало бы сказать о Нем в целом.
Как уже было сказано в самом начале, рассуждая о Боге всегда есть соблазн впасть в какую-нибудь крайность: либо в духе феминизма трактовать его как несамостоятельное производное от Богини, либо, в пику первому подходу, наоборот, сделать акцент исключительно на его «маскулинных» качествах. Ни то, ни другое не кажется мне верным.
Конечно, Бог во всем зависит от Богини и не существует без Неё, Она – Его Смысл и Его Душа. Однако то же можно сказать и о Ней: без Бога Богиня не будет Богиней, и в Ней так же не будет смысла. Поэтому, Они равнозначны и равноценны, как для нас, своих детей, так и для себя самих.
И конечно же, Бог мужественен – предельно мужественен, ибо Он – Мужественность как таковая, воплощение всего того в Мироздании, что мы воспринимаем как «мужское». Однако многие часто забывают, что неотъемлемая часть мужества – жертвенность, способность отринуть себя ради чего-то, что Больше. Согласитесь, это уже куда меньше похоже на вечную инфляцию эго (если не сказать грубее и образнее – «эрекцию эго») Царя Горы.
Он есть Царь и Царственность, Воин и Воинственность, Любовник и Любовь, но вместе с тем – Мудрец и Мудрость, Аскет и Аскеза, Жертва и Жертвенность. Всё это вместе являет пред нами недоступный образ Бога-Шамана, прозревшего мир от Края до Края, и свободного ходящего Вверх и Вниз. Равно легко Он садится на Трон в Литу, и ложится на Жертвенник в Ламмас. Равно желанны Ему и Ложе Богини в Бельтайн, и Тьма Царства Мёртвых на Самайн. Он – Волк-Охотник, и Он же – Олень-Добыча, Он – полный соков Дуб, неуязвимый для топоров, и Он же – иссохший куст, сам алчущий стать пищей для пламени. Он – Сладость Плодов и Горечь Трав, Лекарство и Яд, Стон Страсти – и Стон Боли.
Будучи предельно мужественным, Он естественным образом также предельно свободен. В том числе, конечно же, Он свободен от наших земных представлений о мужественности. Как Богиня в образе Охотницы-Артемиды не чурается надеть мужские одежды и взять в руки оружие, так и Он, в истинно шаманском акте познания мира целиком, подобно Гераклу надевшему платье Омфалы, может облечься в женственность и предстать в состоянии Юноши-Девы, и таким образом стать истинным Богом Плодородия – мистической Целостностью. И в следующую же секунду, забыв о всякой мистике, Он может предстать Духом Битвы, Неукротимым Аресом, пьющим кровь вместо вина, ибо и это тоже – свобода. И, наконец, главный акт свободы – право отказаться от свободы, и тогда Он добровольно расстается и с наслаждением, и с болью, отдавая Себя Самого без остатка, склоняя голову пред Серпом Жрицы, превращается из Яростного Овна в Кроткого Агнца, и свершает важнейшую мистерию своей судьбы – приносит в жертву Себя Себе же. Ибо только так Бог Жизни может стать Богом Смерти, и только Бог Жизни и Смерти разом имеет право называть себя Богом.
О Боге Жизни
Бог Жизни прежде всего — Живой Бог. Он – торжество плоти и проявленности, торжество чувства и стремления. Он – Голод Охотника, ибо через Голод Охотник длит свою жизнь, и Он же – Бег Добычи, ибо Бегом Добыча длит свою. Он Сеятель, и – Осеменитель. Он – та Энергия, что приводит в движение Материю. Он – Инициатор, Толчок, Импульс.
Если вернутся к образу Бога-Шамана, то Бог Жизни – шаман в священном Танце, блаженный Натараджа, неистовый Дервиш, вращающийся Суфий. И вращение Его – вращает планеты и звезды.
В викке Бога Жизни чаще всего представляют в виде Рогатого Бога, увенчанного оленьей короной. Корона эта одновременно и его трофей как Охотника, и – Его собственные рога, знак его силы, вещественное проявление Его экспансии вовне. Он также – Солнце в Зените, миг триумфа Света и Жизни. Тепло наших тел – от Него. Огонь нашей страсти – от Него. Буря наших чувств – от Него.
И от Него к нам также нисходит Вещий Экстаз, Откровение, получаемое в эпилептическом припадке Счастья.
Символами Бога Жизни в викке можно назвать оленьи рога (как уже было сказано, одновременно и трофей, и проявление собственной мужской экспансии), дуб и венок из дубовых ветвей как образ Его короны, которой Он венчается в Ипостаси Царя Мира. В качестве ритуального атрибута Бога Жизни я могу назвать магический Жезл – очевидный фаллический символ, призванный испускать и направлять энергию.
О Боге Смерти
Бог Смерти же – Мёртвый Бог. Когда на Ламмас Царь ложится под серп, отдавая всю свою силу и энергию подобно тому, как земля отдает урожай, Он умирает и предстает пред нами в ином качестве – как Владыка Ушедших.
Как Бог Жизни – Царь этого мира, Бог Смерти – Повелитель царства теней. Он – Светило Зашедшее, Солнце в Надире. Бог Смерти – предельная Мудрость и предельная Тайна, ибо, только умерев, можно познать всё без остатка.
Бог Смерти – Утешитель мёртвых, ибо зная, что и Бог не избежал смерти, их участь кажется уже не такой печальной. И в тоже время Он – Надежда мёртвых, ибо Он открывает им тайну нового рождения. В этом смысле Он – семя, зарытое в землю, и обещающее плод.
Он – Шаман в каталепсии, Аскет, застывший в медитации, ибо не смерть ли – величайшая аскеза и глубочайшая медитация? Он — Истина, открываемая в тишине и неподвижности. И наконец, когда даже во Тьме Иного Места уже не остается тайн, Бог Смерти завершает Круг, и рождается вновь как Бог Жизни.
Символом Бога Смерти в викке считается череп животного или человека, и причины тому очевидны. Ритуальным атрибутом Его я считаю кинжал Атам – по функциям сходный с Жезлом, но являющийся более «темной» и «острой» интерпретацией той же идеи.
О Великом Драконе
Подобно тому, как в Триединой Богине я выделил четвертую, теневую ипостась, то же я могу сказать и о Боге: Двуединый Бог имеет также и третий, разрушительный лик.
Мне он является в виде Великого Дракона, Древнего Змея, воплощения Хаоса и Энтропии. Всё то разрушительное и страшное, враждебное и вредное что содержится в нашем Боге я вижу в виде Василиска, дыханием своим убивающим всё живое, адской рептилии — наиболее архаичной и жестокой части нашего существа, которое в физиологии называют «рептильным мозгом». Дракон – Тень Бога, и поэтому с ним Он обречен вечно бороться, и эта борьба нашла отражения в мифологии многих народов мира как битва Героя и Змея.
Дракон – есть разрушение-ради-разрушения, та самая бесконечная воля к доминированию и власти, инфляция эго, ненасытное и всепожирающее чудовище, которое должно, в конце концов, остаться в одиночестве, ибо истребило всё вокруг себя.
И Он же – пресловутый Змей-Искуситель, ибо Дракон хитер и коварен, и одно из проявлений Его стремления остаться одному – это желание превратить другого в себя, для чего Он как виртуозный арфист играет на чувствах и слабостях, раздувая в другом тот же пожар бесконечной Жажды, что горит в Нем самом.
Однако, как и в случае с Темной Матерью, Дракон – не зло. Как и любая Тень – Он есть источник силы Бога, одна из граней Его Величия. И одна из тайн, которую Бог вынес из царства смерти, как раз и заключается в том, что Герою бессмысленно пытаться убить Дракона, ибо тогда Он сам станет Драконом.
Гораздо мудрее – сделать Дракона Собой.
Автор: Айтварас Наррентурм
Источник: http://der-narrenturm.livejournal.com/9444.html