Викканские Свитки

Текст III: О богах многочисленных и их общей Божественности

3. Я верю в сонм богов, богинь и духов,
что в равной степени есть лики Божественности,
лики Вселенной и лики людей.

Полагаю, моим гипотетическим оппонентам на теологическом поле (а вероятность их появления довольно высока) было бы до крайности просто меня критиковать. Действительно, единожды постулировав «парадоксальность Божественного» я в дальнейшем ношусь с оной как с писаной торбой, поминая ее почти через слово. Без этой — довольно удобной для меня, как заметили бы оппоненты — установки все мои построения рушатся как карточный домик. А потребуй от меня кто-то четко и однозначно отделить котлеты от мух, я смог бы только развести руками, и робко возразить, что — в глубине души! Ну, где-то очень глубоко! — мухи, конечно же, единосущны котлетам. Ведь как иначе еще можно объяснить столь великое взаимное притяжение между ними?

Увы, но ничего больше я предложить не могу. Так что, пришло время мне в очередной раз рассказать вам, что все красное также и зелено, а небесный свод, вероятно, сделан из меди.

14075_600
Двое или множество

Некий конфликт между дуотеизмом и политеизмом всегда имплицитно присутствовал в викканском вероучении, а в последнее время имеет тенденцию всё чаще выходить на эксплицитный уровень. Пожалуй, нет викканина, который бы так или иначе не сталкивался с этой проблемой на своем духовном пути, и зачастую – в самом начале оного.

Мы поклоняемся Великим Богу и Богине, но как быть с тем множеством богов, богинь и разнообразных гениев, которые известны нам из мифологии народов мира? Мне не доводилось встречаться среди виккан с мнением, что их вовсе не существует, но в каком они тогда отношении состоят с Божественной Парой?

Наиболее частое решение этой проблемы, которое мне доводилось видеть, сводится к расхожему афоризму, впервые озвученному, если меня не подводит память, Дион Форчун: «Все боги – один Бог, все богини – одна Богиня». Иными словами, весь тот сонм известных нам всевозможных богов и богинь – это имена (или маски, или ипостаси, или аватары — каждый выбирает наиболее приемлемое для себя уточнение) изначальных Бога и Богини. Такой подход я для себя определяю как «дуотеистический выбор».

Альтернативен ему, соответственно, «политеистический выбор»: все боги и богини народов мира существуют как самостоятельные личности, несводимые к некой «фундаментальной паре» и несводимые друг к другу. При этом образ этой самой пары становится скорее абстрактной метафорой: любой бог и богиня в духе генотеизма могут трактоваться как те самые «Бог и Богиня» для каждого конкретного верующего. Насколько мне известно, такой подход, изначально менее распространенный, к данному моменту постепенно увеличивает число своих последователей.

И наконец, исходя из формальной логики, можно было бы предположить наличие третьего подхода – «иерархического выбора»: Бог и Богиня существуют, а все прочие боги – их дети, или творения, или еще каким-то образом исходят от них, но при этом все же самостоятельные сущности. Однако на практике я никогда не встречал в викканском дискурсе подобных установок. Возможно, впрочем, такой подход всё же не стоит выделять в качестве самостоятельного, и это просто одна из интерпретаций «политеистического выбора», которая могла бы существовать, хотя я, повторюсь, никогда ничего подобного не встречал.

Если же на время отвлечься от непосредственно викканского вероучения, и попытаться окинуть взглядом все неоязычество в целом, то тогда перед нами встает другая проблема. В большинстве современных языческих культов, как правило, мы однозначно встречаемся с политеистической установкой, но встает вопрос,  а что, собственно, представляют собой все эти боги и богини? Есть несколько ответов.

Первый, условно «ортодоксальный» — боги и богини есть некие могущественные сущности, стоящие в «космической иерархии» выше человека, и, возможно, некогда его и сотворившие, а также сотворившие и весь остальной мир. Человек при этом прямо зависит от богов тем или иным образом.

Второй, условно «эгрегориальный», распространен скорее в тяготеющих к оккультизму группах, и потому, возможно, его нельзя определять как строго «языческий», но всё же необходимо указать здесь, как противоположность предыдущему подходу: боги есть могущественные сущности, однако несамостоятельные, а порожденные коллективной верой больших групп людей. При этом каждый конкретный человек всё же оказывается зависим от бога-эгрегора (за исключением тех, кто своими оккультными практиками достиг неординарной личной силы), но и сам эгрегор зависит от веры в него, и лишенный ее не способен существовать. Такой подход обычно кажется оскорбительным для представителей «ортодоксальной» школы, в то время как для исповедующих «эгрегориальный» взгляд «ортодоксы» представляются неумными и полностью зависимыми от своего эгрегора людьми.

Третий подход можно назвать условно «архитипалистским»: боги есть фундаментальные образы в нашем коллективном бессознательном. При этом есть разные способы трактовки идеи архетипа, как строго позитивистско-психологические, и тогда мы имеем дело с особой «нон-деистской религиозностью», так и откровенно мистические, тяготеющие к одной из двух описанных выше концепций. Вопрос здесь в том, насколько в действительности «фундаментальны» эти архетипы, и зависим ли мы от них больше, чем они от нас, или наоборот. Ответ на этот вопрос собственно и дает исповедующему этот подход возможность либо для рационального, либо мистического взгляда на богов.

Четвертый подход можно назвать «персонификационным»: боги есть персонификации тех или иных природных явлений, элементов ландшафта и всевозможных глобальных принципов, с которыми мы сталкиваемся в своей жизни. Как и в предыдущей концепции, здесь возможны две трактовки: рационально-атеистическая, в которой идея «персонификации» понимается как «метафора», «поэтический образ», «умозрительная концепция», или мистическая, где «персонификация» есть фактическое «одушевление», «воплощение», «приобретения самосознания». Рациональная трактовка распространена скорее в научной литературе, посвященной вопросам языческой религиозности (в особенности – в литературе советского периода), когда как мистическая – среди самих язычников, впрочем, впервые познакомившихся со своей будущей верой именно в научной литературе, и пытающихся наделить рациональную концепцию религиозным смыслом.

И наконец, пятый возможный взгляд я называю условно «генетическим»:  боги – тем или иным образом представляют собой «предков» человечества, как правило – предков какого-то конкретного народа. Широкое распространения этот подход, насколько я могу судить, имеет среди русских неоязычников – родноверов. При этом, опять же, как именно боги наделяются статусом прямых предков человека можно описать по-разному. Кто-то понимает эту идею буквально, и тогда мы имеем дело скорее с эвгемеризмом (впрочем, с довольно «абстрактным» эвгемеризмом), кто-то – более метафорически, и тогда это может быть ближе к одной из вышеуказанных концепций.

Нетрудно заметить, что все пять подходов нельзя назвать абсолютно противоречащими друг другу. Так или иначе, каждый конкретный верующий может в своем личном восприятии богов сочетать элементы нескольких из них, к примеру, первого и четвертого, первого и пятого, четвертого и пятого, второго и третьего, и так далее. Кроме того, очевидно, что в пять описанных концепций вовсе не укладывается весь возможный спектр отношения к божественному: я не коснулся вопросов анимистических и анималистических представлений, ничего не сказал о возможности непосредственного – без персонификации – поклонению природным явлениям, и многом другом. Причина тому: к проблеме восприятия именно богов как конкретных поименованных и известных нам из мифологии народов мира персонажей эти формы религиозности относятся лишь косвенно. Если же темой данного текста является вопрос, как кто-то понимает непосредственно, скажем, Зевса или Энлиля – пятью описанными подходами, полагаю, можно ограничиться.

Но это все анализ. Не пора ли перейти к синтезу? Конечно, с моей стороны было бы излишне претенциозно заявить, что сейчас я вам расскажу, как в действительности обстоят дела. Я могу познакомить вас только со своим собственным видением. Итак, приступим.
Всё есть Всё

Прежде всего, хочу вспомнить о системе Звезды, которую я описал в первом тексте цикла и немного коснулся во втором. Итак, если в центе Звезды я вижу Единое Божественное, максимально близко к центру – Бога и Богини, а максимально удаленно от него — личности конкретных людей, то весь сонм богов, богинь и духов будет в этой системе располагаться где-то между центром и периферией. Иными словами, разумеется, боги не так абсолютны как Единое, не так близки к Абсолюту, как Бог и Богиня, но и не так конкретны, как люди. Они личностны, и как любые личности имеют границы и сводимы к ряду каких-то принципов, но в тоже время они не сосредоточены в какой-то одной точке пространства как смертные и не скованны никакими физическими ограничениями. Для них существует время – они могут рождаться и умирать, но это принципиально иное время, нежели время смертных. Их время – время мифа, никогда и всегда. Их пространство – сакральный топос, нигде и всюду. И, как и любой элемент Звезды, они неразрывно связаны со всеми другими элементами, и, так как, повторюсь, они не скованны ограничениями физического мира, связь эта переживается куда как острее, чем мы, воплощенные, можем себе представить.

В своем символе веры я пишу, что для меня боги в равной степени есть лики Божественности, лики вселенной, и лики людей. Вспомнив все, что я написал в первой части этого текста, можно пояснить: боги это одновременно и собственно боги – могущественные сущности, никак не зависящие от людей, и персонификации явлений природы, и – архетипы. Всё это – сразу.

Кто такой Зевс? Зевс – это бородатый мужчина в хитоне, царь богов, сын Кроноса и Реи, восседающий на троне на горе Олимп и мечущий молнии вниз, и в то же время Зевс – это молния. Каждая молния, которая только когда-либо сверкала в небе, сверкает сейчас, или будет сверкать. И он же – образ отца и царя в моей голове, и даже я сам в те моменты, когда я облекаю себя в образ царя по каким-то причинам. Зевс – бог, Зевс – молния, Зевс – я. И ты, разумеется, тоже, читатель.

Кажется, невозможно это соединить вместе. Ну что же, я предупреждал, что все красное – зелено.

Он — Бог

Единое Божественное как принцип содержится во всем и присуще всему. Блаженство богов в том, что они полностью осознают свою Божественность, что и делает их столь великими и недоступными в наших глазах. Нам почти невозможно представить, какого это, быть богом – осознавать себя как себя и в тоже время – себя как Всё. Для нас это неразрешимое противоречие, для них – истина существования. Именно поэтому мы молимся им, а не они нам. Но впрочем, нельзя сказать, что и они вовсе не нуждаются в нас: будучи столь близко к Истоку слишком легко растворится в Нем, забыв себя и утратив чувство самосознания. Мы же, раз от раза обращаясь к ним и называя их по имени помогаем им остаться собой и не утратить личности. Отношения богов и людей есть союз одинаково выгодный обеим сторонам: они есть наша связь с Единым, мы – их связь с конкретным, и вместе мы помогаем Звезде-Всему оставаться такой, какой ей должно быть.

Встреча богов и людей есть ритуал. Она происходит на границе нашего мира и их мира, между конкретным и Абсолютным, между физическим и метафизическим. Они нисходят к нам, мы – восходим к ним. Ритуальный круг в викке – как раз есть такое место-без-места, время-без-времени, граница бытия и инобытия, где одинаково комфортно и людям, и богам. Главная цель каждого ритуала – это еще раз подтвердить заключенный между нами договор: вместе мы держим Вселенную на своих спинах, мы – здесь, они – там. Способ подтверждения договора – ритуальная трапеза-причастие, когда мы делим с богами хлеб и вино, и через которую мы получаем частицу их Божественности, а они – частицу нашей вещественности.

В начале текста я поднял вопрос, а как всё множество богов известных нам соотносится с изначальными Богом и Богиней? Ответ очевиден, и, разумеется, парадоксален: никак и неразрывно. Каждый бог есть самостоятельная сущность со своим местом в Мироздании и в тоже время, каждый бог – Бог, а каждая богиня – Богиня. Увы, но употребить здесь любой из названных терминов, вроде «дуотеизм», «политеизм», «генотеизм» и, конечно же, «иерархия» было бы недопустимым упрощением. Каждый из них – «сам по себе», и в тоже время каждый – «лик Божественного».

Впрочем, наряду с недопустимыми упрощениями существует и допустимое. Чтобы проще было представить себе отношение любого бога и Бога, и любой богини и Богини, можно обратиться к такой викканской ритуальной практике как «низведение Луны» и «низведение Солнца». К примеру, при низведении Луны сама Богиня нисходит в тело жрицы, и на какое-то время жрица становится Богиней, и все участники ритуала обращаются к ней как к Богине. Но если для смертной женщины, пусть и жрицы, невозможно долго содержать в себе столь Великое, и возможность того строго ограничена рамками ритуала, то любая богиня всегда как бы находится в состоянии низведения Луны и содержит в себе Богиню. Поэтому, если в ритуале мы можем обращаться как к Богине к жрице, то, например, к Деметре или Инанне мы всегда можем так обращаться. Конечно же, как уже было сказано, это не больше чем упрощение, однако, как мне хочется верить, близкое к истине.

Он — молния

У богов, разумеется, нет тел в том смысле, в каком они есть у нас. Однако если всё же попытаться спроецировать на них нашу концепцию «тела», то, пожалуй, их телом были бы те аспекты мироздания, которые с ними ассоциируются. Впрочем, такая установка все равно не так проста, как на первый взгляд. Легко представить тело Деметры – это пашня или поле, а что будет телом Афродиты? Очевидно, любовь, как бы абстрактно это не звучало. Можно даже сказать, «бестелесно» не звучало.

Однако здесь мы опять сталкиваемся с узостью человеческого мышления: можно представить, что поле – это тело Деметры, но куда сложнее, что поле – это и есть Деметра. И это конкретное поле, и все поля, что есть на земле, и все, что были, пусть даже сейчас там лес или город, а главное – и все, что будут, даже если сейчас там дно морское. Ведь как я уже говорил, и время, и пространство для богов абсолютно иное. Именно поэтому любому богу можно молиться где угодно, ведь так или иначе, он присутствует везде. Единожды увидев молнию, ты уже никогда не расстанешься с Зевсом, ибо знаешь, что такое молния. Единожды встретив чью-то смерть, с тобой всегда будет Аид, ведь тебе известна смерть. Но если есть возможность, конечно, лучше всего обращаться к богу там, где он для тебя присутствует актуально: молись Посейдону на берегу моря, а Фрейру – на солнечный свет. Дело не в том, что иначе бог тебя не услышит – как я уже сказал, это не так, а в том, что тебе самому будет проще услышать его.

Вопрос, который возникает в этом контексте, это проблема отождествления. Действительно, если и Тор, и Перун – это молния, можно ли сказать, что Тор и Перун – один и тот же бог? И можно ли пользуясь такими отождествлениями реконструировать некий единый «общечеловеческий» пантеон?

Вероятно, вы уже знаете, что я на это скажу. И да, и нет. Разумеется, Тор и Перун это один и тот же бог, и конечно же – это совершенно разные боги. Восприятие одного человека не имеет ничего общего с восприятием другого. И будучи воспринятым кем-то, увидевшим молнию, существует Тор, но другой, увидев ее же, встретит Перуна. Можно сказать даже больше: двое, увидев Тора, на самом деле увидят двух разных Торов, совершенно самостоятельных и возможно ничуть не похожих друг на друга. Но всё это будет одна и та же молния.

И в тоже время, Единое Божественное в равной степени присущее всему связывает Звезду в нечто совершенно монолитное, где всё становится всем. Легко отождествить Зевса, Тора и Перуна, но что если я скажу, что Зевс – это Гера, а Гера это Зевс? Что близнецы Аполлон и Артемида на самом деле одно и то же? Что Персефона, похищенная Аидом, была похищена самой же собой? А ее мать, Деметра, оплакивая и тщетно разыскивая дочь, на самом деле о себе плакала и себя искала?

Мы, запертые в конечных физических телах, всегда четко осознаем свою границу. У богов такой границы нет. Подобно объемам воздуха в разных комнатах они как бы дискретны, и в тоже время все едины, ведь Божественность у них одна на всех.

Он — я

И наконец, прибывая всюду, конечно, боги пребывают и в нас. Все – сразу, во всех – сразу. Каждый из нас в той же степени тело бога, как молния, пашня или море. И более того, каждая наша личность – личность бога, ведь именно через нас они и обретают личность. Мы можем обратиться к морю, но морю нечем осмыслить наш вопрос и нечем ответить на него, кроме как – нами же. И море может это сделать, ведь Божественное, присущее морю, присуще также и нам.

Говоря о связи людей и богов, стоит вспомнить также о таком явлении, как мифы. Ошибочно воспринимать миф, как событие, произошедшее когда-то. И также ошибочно думать о нем, как о никогда не происходившей выдумке. История любого мифа – действительно происходила. Она происходит сейчас. Она будет происходить всегда.

Всякий раз, когда муж изменяет жене – Зевс изменяет Гере, а когда жена мужу – Афродита Гефесту. Каждый раз, когда ученый совершает открытие, делающее жизнь людей чуть лучше – Прометей приносит огонь. Любой хитрец – Локи, каждая мать – Исида, всякая любовница – Иштар. Миф есть фундаментальный закон мироздания, ничто не может произойти, не будучи описанным в мифе, а если произойдет – появится новый миф.

Любое событие нашей жизни – часть мифа, а мы герои мифа. Каждый из нас за свою жизнь был множеством богов, и будет еще множеством. На первый взгляд это похоже на детерминизм, но правда в том, что у нас всегда есть выбор, героем какого мифа стать. Но, конечно же, чтобы осуществить этот выбор, необходимо полностью осознавать происходящее и иметь представление о возможных вариантах.

Всё это – еще один повод чтить богов: они есть чистые формы того, к чему мы можем стремиться.

Они – наш путь от края Звезды к центру.

Автор: Айтварас Наррентурм

Источник: http://der-narrenturm.livejournal.com/9584.html

Оставить комментарий