«Язычество» как программа, как мечта, как устремление основано на воплощенности, на укорененности в мире, в данной реальности. Даже «гностические» версии язычества стремятся к трансценденции данного не через отрешение от него, а через полное с ним отождествление. Мы любим мир, плоть, тело, прикосновение, свет, ветер, воду, еду, соитие, наслаждение, возможно, даже боль – притом, любим вплоть до готовности «поклоняться» этому, видеть в этом божественное – потому мы и оказались «язычниками».
Решение не игнорировать данное, решение принять его всерьез, с полным уважением и глубоким, если не тотальным, доверием, и есть тот момент, который не дает нам места среди прочих детей земли, увлеченных победой над ней.
Это – ни в коем случае не «целое» язычества (как пытаются это представить некоторые языческие богословы), но это некая определяющая его «стиля». Ценность мира, природы или человека – в их непосредственной данности, без оглядки на будущее преображение, божественный замысел или потустороннее происхождение – вот, что все мы, так или иначе, утверждаем.
Отыскание общей точки соприкосновения между язычниками разных религий, вероятно, может исходить именно из этого общего признания безусловной ценности воплощенного смысла. Конкретные формы воплощения, несомненно, будут отличаться в разных традициях.
У виккан традиционных инициатических путей соприкосновение с предельной ценностью мира осуществляется через ведовскую традицию и те сокрытые знания и навыки, которые она хранит. У последователей духовности Богини и неинициатической викки ценность раскрывается в общности духовного поиска и в эксперименте. В феминистских версиях Ремесла ценность обретается через возврат к полному воплощению в собственном женском теле – теле Богини, непосредственно явленном миру.
В традициях неведовского язычества, где важно культурное наследие исторических сообществ людей, ценность обретается через идентификацию с этим наследием. Как правило, здесь реифицируется этнос, который сам по себе воспринимается как вместилище сакрального, как человеческий коллектив, изоморфный миру, принадлежность к которому способна помочь человеку реализовать ценность принадлежности ко Всему. В подавляющем большинстве случаев, это не означает игнорирование других традиций или этносов как неспособных реализовать такую ценность: просто акцент переносится с компаративного изучения материала древних религий на более интенсивную практику внутри одной из традиций, как правило, имеющей, исторические прецеденты.
У язычников гуманистических традиций, которые, как правило, не пользуются традиционными концептами «божества» и «религии», ценность реализуется через познание человека как внутренней реальности, совмещающей и сосредотачивающей в себе жизнь Целого. Познание Человека и исцеление Человека – включая исцеление Земли, «большого тела» Человека – есть для гуманистического язычества адекват «религиозной» задачи.
Не отрицая успехов межрелигиозного диалога среди язычников, который ведется уже полвека, нельзя не заметить, что такой диалог значительно потеряет, если не будет включать в себя неязычников – христиан, иудеев, мусульман, буддистов, индуистов, последователей других религий и духовных путей, гуманистов и атеистов. Он потеряет именно потому, что, ограничиваясь в нашем диалоге искусственными рамками «язычества», мы упустим из виду те ценности, для реализации которых, собственно, и была найдена область «языческого».
Границы «язычества» могут оказаться полезными. В конце концов, они указывают на ценность, которую, по-видимому, мы все разделяем. С другой стороны, «язычество» как самоназвание крайне полемично, если не эпатажно. С одной стороны, в этом нет ничего необычного и ничего плохого: в разных социокультурных контекстах открытое провозглашение себя ведьмой, геем, христианином, евреем, мусульманином, феминисткой и т.д. будет представлять собой вызов общественным предрассудкам и восприниматься недоброжелательным окружением как знак угрозы. С другой стороны, «язычество» исторически содержит в себе объективный протест против ряда культурных посланий, которые прочно закрепились в сообществах Европы и значительной части Азии в последние 1500 лет, а оттуда распространились по всему миру. Начиная с Плотина, защищавшего мир от христиан (хотя в философской литературе противников великого египтянина до сих пор стыдливо именуют «гностиками») и цезаря Юлиана, пытавшегося противопоставить христианской церкви свою, «эллинскую», «языческую», «язычество» занимало неизменно оборонительные позиции в великой войне христиан с миром, и, в меньшей степени – мусульман с неверными. По мере того, как реальных «язычников» становилось все меньше, в культурную область, маркированную как «язычество» стали попадать самые разные учения, идеи, практики и нарративы, которые сейчас зачастую безошибочно воспринимаются как «языческие» значительной частью населения Земли.
Мы не контролировали этот процесс, но именно его результаты ответственны за наш выбор «язычества» как своего пути, своей религии. Это ставит нас в странное, двусмысленное положение внутри большого мира культуры: наша религия по сути возникла в результате столкновения с миром чужой, монотеистической, «иудеохристианской», христианской религиозности.
Именно это двусмысленное положение может дать нам определенные привилегии, но только если мы всерьез примем один из наших языческих императивов – что в мире должен быть миллион красок, на поле – миллион цветов, а в культуре – миллион подходов к сакральному. Язычество сможет реализовать свой потенциал только если оно сумеет каким-то образом инкорпорировать ценности неязыческих религий.
Я говорю не о заимствовании материала, не о синкретизме и конечно не об отказе от самоназвания «язычник». Я говорю о реализации потенциала религиозного проекта «язычество», стремящегося к онтологическому «миру религий» – примирению споров, метафизических или политических, и общей работе всех духовных путей на благо планеты и человека. Мы являемся сообществу религий как их Другое, мы выступаем неким пространством, в котором все они могут сосуществовать, сохраняя свою индивидуальность, свои неповторимые цели и устремления.
Вместе с этим, я ни в коем случае не хочу сказать, будто у конкретных религий, составляющих язычество, нет своих внутренних насущных задач и что эти задачи не должны быть приоритетными для них. Но наше послание большому миру и наша общая религиозная цель здесь: это весть о воплощенной божественности, о значимости явного и сущего, о величии Природы, о чудесном в мире и в Человеке. Насколько мы реализуем наши собственные прозрения в нашей жизни, насколько мы сами явим миру чудо воплощения, настолько окружающие будут прислушиваться к нам и воспринимать наше послание. И если в нас встретят миролюбие, обращенность к другому, результативность работы ради общего блага – которая в нашем случае однозначно должна быть нацелена на поддержание экосистем и находящихся в опасности, уязвимых человеческих коллективов – то наша нынешняя проблема отношений с неязыческим миром решится сама собой.
Богиня Земли, Мать Всеобщая, Лоно, из которого мы произошли и в котором мы упокоимся, Госпожа воплощения, Любовь безусловная. Помоги нам в нашей работе, направь нас по пути исцеления наших душ, тел и нашего дома – планеты, на которой все мы живем. Приведи нас к познанию себя и научи нас жить в мире и любви друг с другом.
Будь благословенна, Богиня-Мать!
Источник: http://societas-agaves.ru/?p=121