20 августа 2016 года в гостинице Wynns Hotel, в самом центре Дублина, прошел вечер лекций Филипа Хезельтона (Heselton), гарднерианского Верховного Жреца, автора книг по истории викки и ведовства, и Рональда Хаттона (Hutton), профессора Бристольского университета, историка древнего и современного западного язычества. Центральным событием встречи стала презентация новой книги Хезельтона о Дорин Валиенте – первой биографии, основанной на архивных источниках и интервью со знавшими «мать современного ведовства» людьми. Гостем вечера также была александрийская Верховная Жрица Джанет Фаррар, постоянно живущая в Ирландии и сильно повлиявшая на развитие язычества в этой стране.
Биография Дорин Валиенте (Doreen Valiente: Witch. Doreen Valiente Foundation, Center for Pagan Studies, 2016) была написана Филипом Хезельтоном по просьбе Джона Бельхама-Пэйна, одного из основателей Фонда Дорин Валиенте и Центра исследований язычества, в этом году отошедшего в Страну Вечного Лета. Фонд Дорин Валиенте является владельцем ее архива и коллекции личных вещей жрицы, включая магический инвентарь и Книгу Теней. Книга Хезельтона представляет собой продолжение написанного им двухтомника, посвященного биографии Джеральда Гарднера (Witchfather: A Life of Gerald Gardner. Loghborough: Thoth Publications, 2012. Vols. 1-2). Поскольку обе книги заслуживают специальных статей, здесь я ограничусь очень кратким обзором лекции Хезельтона.
В рассказе Хезельтона о своей книге Дорин Валиенте предстала в нескольких ролях, каждую из которых она сыграла блестяще за свою долгую жизнь (1922 – 1999). Мать современного колдовства, одаренная большими мистическими способностями, поэт, написавшая для викканских ритуалов в 1950-е годы тексты, которые сегодня звучат в магических кругах по всему миру на разных языках, вдумчивый исследователь ведовского фольклора родной южной Англии, писатель-оккультист, организатор языческих сообществ, в том числе Языческой Федерации, полиглот, самостоятельно выучившая несколько языков, очень талантливый художник. В ходе работы над книгой подтвердились слухи о том, что в годы Второй Мировой войны Дорин работала в центре контрразведки Блетчли-парк, где взламывались коды, использовавшиеся германской армией для передачи приказов войскам и инструкций шпионам.
Слухи вообще в обилии множились вокруг Дорин еще при жизни. Сама она в письме говорит, что разные люди считали ее внебрачной дочерью Алистера Кроули или польской еврейкой, воспитанной и посвященной в ведовство цыганами. Несмотря на ирландское имя, Дорин Эдит Домини – коренная уроженка южной Англии, происходившая из небогатой семьи. С раннего возраста, отмеченного отчуждением от родителей и сверстников, Дорин посещают видения и воспоминания о какой-то другой жизни, как-то связанной со сказочным образом ведьмы. В пансионе, куда ее отсылают родители, она не смогла прижиться, но, обладая живым и очень пытливым умом, занимается самообразованием. В конце 1930-х она покидает родителей – почти всю свою жизнь Дорин работает машинисткой и секретаршей в различных компаниях и ведомствах. Единственное исключение представляют годы с 1940 по 1944, когда ее, по-видимому, взяли в качестве шифровщика в штаб английской контрразведки. Дорин обладала талантом к изучению языков и аналитическим складом ума. Первое обстоятельство сказалось на ее личной жизни (первый муж – грек, погиб во время войны, второй – давший ей фамилию Валиенте – испанец), второе – на оккультно-ведовской карьере Дорин: подобно своему другу Израэлю Регарди, как оккультный автор она выступала в первую очередь исследователем и систематизатором уже существующей традиции.
После войны Дорин увлекается оккультизмом, и в этой области находит свое призвание. Вместе с другом, известным под прозвищем «Зерки», она исследует западную магическую традицию XX века, в чем ей помогает архив покойного врача, работавшего в системе Золотой Зари. Как и многое в своей жизни, этот архив Дорин получила благодаря острому психическому чутью и упорству – она буквально «увидела» дом, в котором лежали осиротевшие книги и бумаги, а потом нашла этот дом в реальной жизни и договорилась о передаче архива вдовой доктора. Тогда же Дорин принимает магическое имя «Амет».
В 1950-е годы Дорин Валиенте, получив посвящение в ковене Джеральда Гадрнера, становится одной из ведущих личностей в истории развития раннего ведовства. Обнаружив заимствования из Кроули и церемониальной магии в ритуале гарднеровского ковена, Дорин берется привести его в соответствие с духом «Старой Религии», как его понимает она. Здесь находит применение ее основательный поэтический дар. Книга Теней ковена Брикет-вуд постепенно выходит из-под влияния классического оккультизма и обретает языческое звучание. Исследования Хезельтона показывают также участие Дорин в написании «Значения ведовства» Джеральда Гарднера. Куда более важным, впрочем, оказывается собственно ее работа в качестве Верховной Жрицы. Именно в лице Дорин раннее ведовство получает яркий пример служительницы Бога и Богини (несомненно, здесь была и преемственность от мудрой «Дафо» – Эдит Вудфорд-Граймс, с которой у Дорин всегда сохранялись дружеские отношения).
Конфликт с Джеральдом Гарднером по поводу фальсификации последним Книги Теней и самовольным приглашением в ковен новых членов в обход традиционной процедуры посвящения, заставили Дорин в 1957 году покинуть ковен Гарднера. Впоследствии она помирится со своим бывшим Верховным Жрецом, но уже не вернется под его начало. Дорин много исследует фольклор графства Саффолк, пишет свои книги о ведовстве – «Где живет ведовство» (1962), «Алфавит ведовства» (1973), «Натуральная магия» (1975). Некоторое время она ведет свой ковен в традиции, которую восприняла во время работы с Гарднером, но вскоре переключается на кажущиеся ей более аутентичными, более связанными с землей практики и ритуалы формирующегося «традиционного ведовства» Южной Англии, Корнуолла и Западного Края. Сначала она работает с ведовской группой Рэймонда Говарда («Ковен Ато»), поклонявшейся Рогатому Богу, а потом – с ковеном Роберта Кокрейна. Ценя своих новых коллег по Ремеслу, Дорин, тем не менее, снова и снова покидает их магические группы по принципиальным мотивам – в раннем ведовстве обычным делом было приписывание себе магических посвящений и титулов, которыми лидеры движения не обладали, и критически мыслящая и крайне честная Дорин зачастую не могла этого выносить. Не прельщали ее и «войны ведьм», во вкус которых жрецы и жрицы ведовства все больше входили с начала 1960-х годов. Дорин любила свою религию за то, что она давала ее душе и телу – за связь с природой, за откровение божественного. С 1960-х годов Дорин все чаще практикует одна, уходя ночами на склоны холмов вдали от людского жилья.
Фото: Филип Хезельтон
При этом Дорин не теряет надежды рассказать о ведовстве миру. Именно она становится ведущим «публичным голосом» ведовства после смерти Гарднера в 1964 году. Тогда же она издает первую язычески-ведовскую газету «Пентаграм», организует «ведовской званый ужин» в Лондоне, а в 1971 году принимает участие в образовании «Языческого Фронта», который впоследствии изменит свое название на «Языческую Федерацию». Именно Дорин предложила знаменитые три принципа, по согласию с которыми общины или отдельные личности принимаются как в Языческую Федерацию (чья деятельность в основном ограничена Британскими островами и Америкой), так и в Международную Языческую Федерацию.
Формулируя специфические черты ведовства, как оно предстает в книгах Дорин Валиенте, Филип Хезельтон утверждает, что ведовство для Дорин в большей степени было связано с фольклорной магией и вниманием к природе, чем со сложным церемониалом. Дорин очень остро чувствовала «магию места» – возможно, поэтому она провела практически всю жизнь в южных графствах Англии. Ритуал для нее предполагал выход в дикие места, на природу – вероятно, именно поэтому работа с Кокрейном впечатлила ее больше, чем даже ковен Гарднера. Что самое удивительное, именно Дорин Валиенте, Верховная Жрица традиции, которая теперь называется гарднерианской, по мнению Хезельтона, первой стала побуждать тех, кто не может или не хочет идти на контакт с традиционными ковенами, заниматься одиночной практикой и даже проходить самопосвящение!
Хезельтон выделяет в качестве «менее привлекательных» сторон личности Дорин ее английский партикуляризм – она состояла в правом «Национальном фронте», который, впрочем, очень быстро покинула, и, по-видимому, ей не нравилось то, как язычество развивается в Америке. Все это, как и ее нелюбовь к путешествиям (хотя в жизни ей крайне часто приходилось переезжать с место на место), связаны с ее мистическим отношением к холмам своей малой родины.
* * *
Лекция Р. Хаттона была посвящена истории Колеса Года и фольклорным истокам праздников языческого ежегодного цикла. Первоначальное деление Колеса, восходящее к традиции раннего ведовства и английского друидизма предполагало совмещение двух календарных «крестов», деливших год на восемь частей – солнечных праздников (солнцестояния и равноденствия) и «четвертных дней» (Имболк, Бельтайн, Лунаса, Сауэн). Солнечный годовой цикл восходит к друидическим традициям XVIII в., а празднование четвертных дней как ведовских праздников – к сочинениям Маргарет Мюррей, которая сама опиралась на данные фольклористов и антропологов ΧΙΧ – ΧΧ вв., заставших доиндустриальный уклад сельской жизни Британских островов.
Фото: Рональд Хаттон
Викторианская эпоха, с ее ностальгическим интересом к уходящему миру деревни, с ее новорожденной наукой антропологией, обещавшей объяснить эволюцию культуры так же, как эволюцию видов объяснял дарвинизм, дала миру блестящих исследователей народной культуры, которые, как подчеркнул Хаттон, «потрудились на славу». Однако они же ответственны за целый ряд искажений фольклорного материала, многие из которых сегодня считаются чуть ли не «ортодоксией» в языческих кругах, а иногда служат предметом мистических спекуляций. Так, распространенное среди язычников наименование четвертных дней «праздниками огня» (fire festivals) восходит к историку и англиканскому священнику Чарльзу Хардвику (1821 – 1859), который посчитал упоминание об очистительном «ритуале огня» (Bealtinne) в майский гэльский праздник родовым названием всех праздников подобного рода. О Хэллоуине/Сауэне как «кельтском новом годе» впервые заговорил кельтолог сэр Джон Рис (Rhys, 1840 – 1915), когда во время путешествия по одному из островов Британского архипелага, в канун Всех Святых он услышал, как молодежь распевала новогодние колядки. Впоследствии выяснилось, что эти колядки, попавшие на остров из Шотландии, были последним «веяньем моды» в деревенском захолустье, и молодые люди просто искали повод, чтобы блеснуть своим знанием песен с «большой земли». За «открытие» Риса ухватился никто иной, как Джордж Фрезер, который увязал воедино две идеи – о Сауэне как древнем кельтском новом годе и о католическом празднике Всех Святых, приходившемся на 1 ноября, как о позднейшей христианской «переработке» языческого праздника. Эволюционисту Фрезеру было важно показать единство человеческой культуры и ее независимое развитие в разных уголках мира; проводя аналогию с китайским новым годом, который одновременно представлял собой (тоже по мнению Фрезера) «праздник мертвых», великий антрополог утверждал, что древние кельты считали новым годом Сауэн, посвященный чествованию душ умерших, а средневековая церковь просто адаптировала этот праздник поминовения под свою практику поминовения святых. При этом, из собственно кельтских источников, как и из компаративных исследований (в том числе со славянскими традиционными культурами), явствует, что «праздник мертвых» в Европе всегда приходился на весну, а новый год – либо на зимнее солнцестояние, либо опять же на весну (в христианское время – на Пасху). «Хэллоуин» как праздник умерших появляется только в начале развитого средневековья с появлением веры в чистилище: наряду с днем памяти всех «малых святых» (All Hallows, 1 ноября) возникает день молитвы о «всех душах» (2 ноября, All Souls): если первый был призван «не обидеть» никого из прославленных Господом праведников, то второй – спасти при помощи молитвы и подаяния тех грешников, которых еще можно было спасти из огня чистилища. Однако сегодня вряд ли можно найти викканскую книгу, где рубеж октября и ноября не упоминался бы как новолетие древних кельтов и не связывался бы с «культом мертвых» и с их поминовением.
В «Колесе Года» традиционных культур Западной Европы, по мнению Хаттона, всего шесть «спиц»: нигде не встречаются праздники, связанные непосредственно с осенним и весенним равноденствием. Виной тому не астрономическое невежество древних – равноденствия были важными временными вехами в году как минимум с неолита – а особенности аграрного и скотоводческого труда: именно на время равноденствий приходятся напряженные этапы весенних и осенних работ, когда большие общинные гуляния неуместны. Шестилопастное Колесо Года начинается самым значимым праздником цикла, приуроченным ко времени зимнего солнцестояния – это Yule шотландцев, Modranacht англосаксов, Nollaig ирландцев, Сатурналии древних римлян. В это время минимума солнечного света происходило перерождение времени (оттого в наше время в новогоднем церемониале такую важную роль играют часы), а практически полное прекращение организованного сельскохозяйственного труда позволяло посвятить много сил обустройству праздника и украшению жилья. Зимой как правило прекращались войны и разбойники уходили с больших дорог – это было время относительного спокойствия. Именно в это время зелень, почти полностью исчезавшая из природы, как бы переносилась в дом – вечнозеленые хвойные, омела, плющ, падуб украшали внутренние стены жилищ. В это же зимнее время община, члены которой вынуждены были сидеть дома, традиционно сплачивалась: подарки, походы в гости и благотворительность превращаются в это время в общественную обязанность, от исполнения которой во многом зависит статус человека, семьи и рода.
Другой зимний праздник, приходившийся на февраль, когда в большей части Европы начинается потепление, к югу от Альп был связан с началом сельскохозяйственного цикла. Луперкалии римлян связывались с пробуждением земли, возвращением перелетных птиц и плодородием женщин. Популярность среди современных язычников гэльского праздника Имболк (Хемолк) связана с тем, что он был растиражирован ранними историками религии как «праздник Богини». Действительно, этот день в сельской Ирландии практически полностью посвящался святой Бригитте – легендарной аббатисе, вероятнее всего не существовавшей в реальности, будучи христианской «аватарой» могущественной кельтской богини, древние посвятительные надписи которой можно найти от Атлантического океана до Адриатики. Средневековье оставило в наследство современным язычникам связь февральского праздника с темой света. 2 февраля церковь празднует Сретенье, память Симеона Богоносца, назвавшего Иисуса «светом [для] язычников», а с VII в. в Риме этот праздник отмечался факельными шествиями, откуда похожие обычаи распространились на всю Европу.
Майский день был первым большим праздником весенне-летнего цикла. Сельскохозяйственные работы к этому времени шли уже давно, но именно в этот сезон скотоводческие общины выводили стада на летние выгоны. Обряд, по гэльскому имени которого («Бельтайн») многие современные язычники называют этот праздник – обряд очищения стада огнем перед выгоном. Майский шест фигурировал в обычаях праздника издавна, но танец с заплетением лент на нем – локальный сицилийский обычай, распространившийся по Европе в 1830-е годы через театр.
Праздник Середины лета наиболее универсальный по своей символике во всех, не исключая русской, культурах Европы – это праздник огня и человеческого плодородия. Этот праздник отвечал двум основным базовым потребностям человеческого организма – потребности в защите и в сексуальной разрядке. Лето – наиболее опасное время года, когда ведутся войны, совершаются набеги, угоны скота и разорения городов и деревень; оно же время возможного голода при неурожае и время смертельных болезней, разносимых насекомыми – чумы, тифа, малярии. Огонь используется в ритуалах Середины Лета в первую очередь как защитное средство – это давнее воспоминание о том, как овладение огнем позволило предкам человека получить прежде невиданное преимущество перед прочими видами животных. Сексу (особенно внебрачному) в это время благоволит сама природа: вокруг тепло и много зелени, укрывающей от посторонних глаз.
Август, время после уборки первого урожая – время коммерции и коммунальной деловой активности, в том числе судов, а также время праздников. В это время традиционно проводились ярмарки. Само ирландское название Лунаса (Lughnasadh) может означать как «суд Луга», так и «игры Луга». Годовой цикл заканчивается Ноябрьской ночью, Сауэном, праздником «месяца Кровавой луны», когда завершается годовой цикл хозяйственных работ, слабый скот забивается, а путешественники возвращаются домой из военных походов и торговых поездок, с промыслов и грабежей. Это время воссоединения семей и общин, время историй и похвальбы. Это же время чествования сил темноты – нечисти, враждебных мертвецов, злых духов и коварных гениев природы. Маскарад, как ни странно, не является исключительно принадлежностью этого праздника, появляясь в той или иной культуре почти на любой точке колеса года.
В заключение Хаттон отметил, что современное восьмилопастное колесо года, принятое во многих традициях язычества, отличается эклектизмом традиций и мотивов, позволяет современным язычникам выбирать для себя ту культурную информацию, которая наиболее соответствует их потребностям, и именно этим оно сродни календарю народных культур, постоянно менявшемуся за тысячи лет своего существования, отражая перемены в жизни обществ, которые им пользовались. Если старый праздничный календарь был основан на хозяйственных циклах земледельцев и скотоводов доиндустриальной эпохи, современное языческое Колесо Года, как и современный годовой цикл светских праздников, сосредоточены на ежегодном чередовании занятости и отдыха и служит сплочению связей между друзьями и родственниками в атомизирующемся обществе. Рональд Хаттон закончил лекцию в своем духе, сказав, что, какое бы колесо года мы не выбрали, оно останется для нас «способом поддерживать веру в человечество и нашу землю; возможно, также в Богиню и Бога».
Обе лекции вызвали большой интерес у аудитории, что было ясно из обилия вопросов, которыми осыпали обоих рассказчиков. Довольно компактный зал старинной гостиницы был буквально набит слушателями, приехавшими услышать «речи старых людей» (по ироничному выражению Хаттона) из разных городов Ирландии, а в моем случае – вообще с другой части материка. Сегодня очевидно, что большая языческая семья, в которой находят свое место люди разных народов, профессий и увлечений, стала неотъемлемой частью нашего мира, и наша общая история принадлежит не только нам, но и нашим Богам.
Гарсиа
Время Луны, № 14, 2016. С. 36 – 40.