Андрей, Дмитрий
Андрей: …Мне довольно трудно понять одну вещь в доводах язычников. Вы говорите, что божественное для вас – непознаваемо. И одновременно обвиняете религии откровения в том, что они сделали акцент на каком-то «мужском» Боге, изгнав из религии «божественную женственность». И нынешнее язычество, по-вашему, призвано эту женственность культуре вернуть. Я правильно понял основную идею?
Дмитрий: Да, такое мнение распространено.
А.: У меня сразу два возражения: во- первых, в христианстве (и, насколько мне известно, в иудаизме и исламе) никогда не считалось, что у Бога есть пол. Когда мы говорим о Нем как об Отце, Царе или о Женихе Церкви – это просто метафора, которая проясняет для нас Его непостижимую сущность в отношении к нам. У Бога в христианской традиции достаточно «женских» черт – Его любовь к своим творениям, Его милосердие, долготерпение и всепрощение. Христос в некоторых святоотеческих текстах отождествляется с «Софией» Бога-Отца – с Его Мудростью, которой сотворено все сущее. Совершенно женский персонаж (хотя Церковь запрещает нам поклоняться ему). В православии и католицизме есть даже культ Марии Приснодевы – она считается существом, стоящим выше всей твари, выше ангелов: она Царица мира, наслаждающаяся близостью к Богу в большей степени, чем кто-либо. Что же тогда возвращать миру?
Д.: А она занимается сексом?
А: …Что?…Кто?…Каким сексом?.. При чем тут секс?
Д.: Вот этим Богиня и отличается и от Приснодевы, и от различных христианских абстрак- ций. В некотором смысле, для язычников слова Иоанна «Бог есть любовь» означают «Богиня есть секс». В смысле любовь не абстрактная, к человечеству или некоему «ближнему», а вполне конкретная – между двумя (или более) конкретными организмами. Христианство считает это чем-то неважным, чем-то, чем можно пренебречь, говоря о «духовном»…
А: Мы просто пока не осмыслили секс с христианских позиций…
Д.: …А для нас это важно. Секс – только пример. Бог христиан непосредственно участвует в росте деревьев? В гневе человека и в его отчаянии? Христианин может хоть когда-нибудь сказать: «Вот, Бог действует во мне»? Или хоть на миг стать Богом? А для язычника это нормально. Одно из наших приветствий: «Ты – Бог» или «Ты – Богиня». И это не значит, будто мы не видим ничтожества друг друга и свое собственное. Мы довольно жалкие млекопитающие, мало на что способные в масштабе космоса (хотя, при должном внимании, наши способности могут значительно повыситься). И это не значит, будто мы 24 часа в сутки думаем о божественном. Но почитание Богини – основа нашей веры и наше отличие от всех остальных – для того нам и нужно, чтобы мы понимали: божественное рядом, божественное творит этот мир постоянно, божественное заботится и беспокоится о нас – а мы беспокоимся о нем и хотим что-то для него сделать. Нам с мужской и гетеросексуальной точки зрения это должно быть совершенно очевидно: если хочешь, чтобы Бог был для тебя важен, увидь его в любимой женщине. И хотя бы попробуй вести себя с ним достойно собственной любви.
А.: Так ваша Богиня – всего лишь символ и проекция?
Д.: А ваш Бог?
А.: Бог – независим от нас. Он действует Сам по Себе. Конечно, Он хочет, чтобы мы Его понимали в меру, отпущенную нам, поэтому и научил нас в Своем Писании называть Себя Царем, Отцом и т.д.
Д.: А когда этим Богом прикрываются, оправдывая преступления и различную подлость?
А.: Значит, человек утратил Бога, вместо Бога у него идол, созданный из Бога. Это хула на Духа…
Д.: Вот и с Богиней та же история. Насколько мы не превращаем ее в склад из наших страхов, комплексов, нашей жажды всемогущества и безопасности – настолько мы действительно общаемся с Богиней. Насколько мы стремимся к ней, любим ее и ведем себя в мире – в ее мире, который, в общем-то, и есть Она – в соответствии с нашим разумом и совестью, данными Ею, настолько мы – «тайные дети Богини».
А.: Так ли важен пол? Ну вот, поменял «Бог» на «Богиня», и всего-то. Это просто христианство навыворот.
Д.: А вот и нет. Как ваш Бог вам открывается?
А.: Через Писание.
Д.: А нам – через мир. Потому-то и не Бог нам открывается в основе мира, а Богиня. Ведь мир – не сотворен, что бы вы там ни говорили. Он не вышел из рук Гончара полностью готовым, как механическая игрушка или даже компьютер. Он рождается. Он до сих пор рождается, и схватки не кончились – и никогда не кончатся. Кругом агония, слизь, кровь, боль, борьба за жизнь и вопли. Кругом страх и надежда. Кругом прорыв к неведомому. Какая в таком мире может быть теология? Зачем теология роженице? Представить своего Бога умученным палачами легко – каждый русский мужик знает, как приятно быть палачом и умученным. Попробуй, представь своего Бога рожающим.
А.: Глупость какая-то.
Д.: Конечно, глупость… У тебя еще какое- то второе возражение было.
А.: Да?.. Забыл уже… Ну вот хотя бы это: ты все: «представь», «представь»… Сами же учите, что «божественное» непредставимо и непознаваемо. Зачем тогда его представлять?
Д.: А по приколу. Мы даже мир не можем представить иначе, как… как там у физиков… антропно. А мыслящее и чувствующее нечто – то, что можно любить – мы не можем помыслить иначе как антропоморфно. Поэтому вашим заявлениям, что у Бога нет пола – грош цена. И профессор богословия будет представлять себе Ветхого Деньми именно как старика, скорее всего, похожего на собственного отца или какого-нибудь начальника. Никуда не убежишь: мы – люди, мы, скорее всего, будем принадлежать к одному из полов (во всяком случае, о людях будем говорить и думать в гендерных категориях). Да никто и не формирует образ божества специально: он сам складывается! Как, в идеале, должны стихи складываться, или неожиданные идеи в голову приходить. Инсайт, что называется. А потом ты начинаешь общаться, но только, Боже упаси, не с образом, который создал – невроз и психоз не зайчата – а используя образ, с Тем, о Чем ты твердо знаешь, что не имеешь ни малейшего представления. Представления не имеешь, а надежду-то имеешь. На то, что твоя любовь в этом или «ином» мире не будет растоптана, на то, что ты что-то можешь изменить, что вселенная – это неплохое место, на то, что тебя любят и что о тебе позаботятся. Кстати, сюрприз: эта надежда может не оправдаться. Иначе бы и проблемы никакой не было.
А.: Все равно не понимаю. После Канта, после Фейербаха, после Достоевского и экзистенциалистов – Богиня!.. Опять какой-то анимизм. А моральный закон внутри нас? А зло?..
Д.: …А расколотость мира и мыслящего субъекта? А заброшенность? А Dasein?… Ты бы еще Фуко вспомнил. Чему только вас в семинарии учат?.. Вот потому-то и Богиня, Андрюша, что Хайдеггер. И потому, что Освенцим. Переели мы этих ваших яблочков с дерева познания добра и зла. Переели и всю планету заблевали. Мы слишком долго боялись. Богов, мира, себя самих. Дрожали. Детей лупили: «не делайте того», «не делайте этого». Смотрели в бездну, где «зло». Ужасались и радовались «злу». А на «зло» надо было наплевать. Как делали лучшие люди древности – и ваш Иисус, кстати, в их числе. Строили теодицеи. Бога оправдывали. А параллельно – жгли еретиков, закрепощали крестьян, завоевывали страны и били баб по… лицу. То есть зло это благополучно множили. Пока не оказалось: кроме нас самих никто больше зла не делает. Ни тигры, ни бактерии, ни звезды, ни вода, ни вулканы, ни айсберг, потопивший «Титаник». И пока у тебя в небе нет никого, кроме Бога-пахана с «понятиями», который просто сильнее тебя, и потому самый главный – у тебя и на земле ничего не будет кроме паханов и силы. «Страх Божий – начало премудрости» — так у Соломона? А Богиню бесполезно бояться – все равно не поможет. Все равно умрешь. Все равно будут проблемы. Принимая мир, надо принимать и те силы в нем, которые ведут тебя к твоему концу. Что дальше, после этого конца, конечно, интересно, но это не главное. Главное – вот-это-вот, “Tat” индийской философии, Нечто от тебя сокрытое и вечно у тебя перед носом маячащее. В Бога можно не верить, Ему можно противиться, Им можно быть оставленным. От Богини не деться никуда. Никакой язычник никому никогда не скажет: «Тебя оставила Богиня» — даже инквизитору, который его сжигает. Потому что это невозможно. «И если даже мать оставит свой плод, то Я вас не оставлю» — так у Исайи? Богиня – это божественная близость.
А.: Какая-то хрень, ты меня прости. Пантеизм. Ты хочешь, чтобы люди вот в это поверили?..
Д.: Никого невозможно заставить в Нее верить. Не существует символа веры, который достаточно произнести, чтобы Ее узнать, чтобы к Ней приблизиться. Если нет опыта Ее – вообще непонятно, кто такая Богиня. Да и я в Нее не верю. Она Сама мне себя навязала. Мне спокойнее – и куда почетнее – было бы стать православным, вот, как ты. Или протестантом – а что, интеллигентно и разумно. Но против собственного опыта переть очень трудно. А мой опыт говорит мне, что Бог (с большой буквы) – это Богиня. Вернее, что именно так мне необходимо Его (Ее) видеть и с Ней общаться. Мне, а не тебе.
А.: Все равно не понимаю. Почему Богиня- то? Почему не «Великий Дух», не «божествен- ное» в среднем роде, не «энергия»? А что – интеллигентно и попсово…
Д.: А потому что Богиня себе не равна. Все вокруг – не просто бульон божественности, в котором мы плаваем, как фрикадельки. Все вокруг – hieros gamos, священный брак, импульс и реакция. На нашем языке – Богиня и Бог. Творец человека – не та, кто его рожает и не тот, кто его зачинает, а что-то третье между ними. Творец для нас – это Они Оба. Мифы говорят об этом по-разному: Стархоук утверждает, что Богиня разделилась на Богиню и Бога; старым учением ведовства, видимо, было происхождение Богини и Бога от Единого или Духа. Наконец, тайные учения христиан и евреев говорят о Женственном, произошедшем от того Бога, который действует в Библии. Для нас не так важно, какой перспективы мы придерживаемся. Важнее, что Божественная женственность приобретает у нас первостепенное значение – как минимум, не в меньшей степени, чем Божественная Мужественность, а чаще все-таки даже в большей. Это может быть даже не потому, что мы считаем женское онтологически «выше» мужского (а то мало нам обратного сексизма!) – просто слишком долго Женское начало божества замалчивалось, и мы восстанавливаем баланс. Ты читал Мережсковского?
А.: Конечно, читал. Его внесли в список «Нерекомендуемые для ознакомления и ложные учения 20 века» и вывесили у деканата. Всем курсом читали книги списка.
Д.: Вот наша Богиня – это его Святой Дух. Бог-Мать. «Что есть Третий Завет, не поймут богословы, но поймут дети: Отец накажет, Мать простит». Третий Завет. Конец нашей вины, и начало работы. Примирение с миром и телом. Развитие – развитие уже настоящее, систематическое, а не стихийное и саморазрушительное, как в предыдущем эоне. Отказ от насилия, от тотальных методов решения проблем. Это цели на будущее, но работа уже началась.
А.: Кое-что мне стало понятнее. У вас есть некая экологическая утопия, и Богиня – символ этой утопии. Что ж, это ваш вариант Царства Божия.
Д.: Пусть будет так. Ваша политико-правовая утопия мне нравится куда меньше. Вместо того чтобы спорить о вкусах, пойдем лучше работать. В конце концов, в том, что на этой земле надо служить другим людям, мы с тобой согласны.
А.: Аминь!
Aristocles
Впервые: «Время Луны», № 2 (июль, 2012). С. 4 – 6.